Молодой человек недоуменно глядел на нее.
— Не Эндрю? Ох, Габи, только не сейчас! Чего ради тебе вздумалось кого-то приглашать?
— Я… я хочу познакомить тебя с одним человеком.
Натан разозлился. Что еще она выдумала? Нашла время знакомить его с каким-то своим приятелем, когда ему не хочется видеть никого, кроме нее.
Но Габриель решительно высвободилась из его объятий, подошла к двери, приоткрыла ее, приглашая Натана в комнату.
Недовольно хмурясь, он переступил порог… и замер. Безошибочный инстинкт, развившийся еще в детстве и столько лет помогавший ему в бизнесе, мгновенно подсказал: дело серьезное.
Навстречу Натану с обитого кожей кресла поднялся высокий худощавый мужчина средних лет. Лицо его — породистое, волевое, аристократичное — показалось молодому человеку смутно знакомым. Где же он его видел? Кажется, мелькало на страницах газет, в разделах, посвященных политике. Вроде бы… вроде бы это какой-то видный политический деятель одного из европейских государств. Но что ему вдруг понадобилось от него?
— Кто вы? — негромко спросил Натан, глядя на смуглое лицо незнакомца и вдруг понимая, что оно знакомо ему не только по фотографиям в газетах. Примерно такое лицо будет глядеть на него из зеркала лет через двадцать — тридцать…
Незнакомец очень внимательно смотрел на Натана. Но тот не мог прочесть, какие мысли таятся за бесстрастным спокойствием этого волевого лица.
— Я барон Жерар де Руивьен, — медленно произнес он. — И у меня есть все основания полагать, что вы — мой сын.
Хотя Натан уже успел морально подготовиться к чему-то очень и очень необычному и значимому, но такого никак не ожидал. Инстинкт самосохранения, не раз выручавший его еще с ранней юности, заставил Натана мгновенно насторожиться.
— Простите, должно быть, вы ошибаетесь, — холодно произнес он, позволив себе улыбнуться вежливой и чуть пренебрежительной улыбкой. — Будьте добры, объяснитесь.
Габриель так и ахнула, потрясенная, и испуганно покосилась на барона — как тот воспринял дерзость? Едва ли он привык к подобному обращению. Но Жерар как будто ожидал чего-нибудь в этом роде.
Легким кивком барон указал Натану на кресло напротив себя.
— Может, вы присядете и мы спокойно обо всем поговорим?
— Спасибо, но пока я постою.
Натан медленно повернулся к хозяйке дома. До него только сейчас дошло, что французский дипломат, назвавшийся его отцом, находится не где-нибудь, а в ее квартире. И явно явился сюда не без ее ведома. А значит, все это… подстроено?!
Вид Габриель подтверждал самые худшие его опасения. В широко раскрытых глазах молодой женщины застыло напряженное ожидание, лицо побледнело. Стоя у двери и вся как-то съежившись, она с явной тревогой поглядывала то на Натана, то на барона… Как там он представился? На барона де Руивьена.
Вспомнив заголовок, виденный им в одной из газет дня три назад, Натан посмотрел на француза.
— Позвольте, но, если я не ошибаюсь, вам полагается сейчас находиться в инспекционной поездке по лагерям Иностранного легиона.
Барон хладнокровно кивнул.
— Именно.
— Тогда почему вы здесь? Что-то я не слышал, чтобы Иностранный легион открыл базу в Нью-Йорке.
Барон пропустил колкость мимо ушей.
— Некоторое время назад в одно из моих поместий пришло письмо от женщины, которая назвалась вашей бабушкой…
— Имя этой женщины? — перебил Натан.
— Матильда Форрест.
Глаза его сузились. Сердце забилось медленно и гулко, в ушах зазвенело.
— Так звали мою бабушку, — хрипло проговорил он. — Дайте письмо!
Это была не просьба, это было требование. И Габриель снова испугалась, как отреагирует Жерар, привыкший распоряжаться сам, а не исполнять чужие указания. Однако барон снова кивнул, как будто заранее ждал этой просьбы, и протянул молодому человеку конверт.
Натан мгновенно пробежал глазами скупые лаконичные строчки. Да, это действительно был почерк его бабушки… и ее стиль. «Несчастная грешная дочь» — именно так обычно называла Матильда Форрест мать Натана, ничуть не считаясь с тем, что эти слова больно ранят мальчика.
— Она умерла три года назад, — медленно произнес он.
— Да. Как вы прочитали, письмо должно было попасть к адресату только после смерти миссис Форрест. И, опять же как вы прочитали, эта достойная женщина со всей определенностью утверждает, что вы мой сын.
Натан тряхнул головой. Все происходящее настолько выбивалось из рамок обыденности, что на миг он подумал, уж не видится ли ему все это в фантасмагорическом сне. Явиться к любовнице и вдруг узнать, что твой отец — французский барон да еще видный политик в придачу!
Однако пробуждения не наступало. И Натан неожиданно для себя вдруг растерялся.
— Но мне ничего не известно о моем отце. Совсем ничего.
— Я понимаю. — Жерар помолчал несколько мгновений, прежде чем сказать: — Ваша мать перед войной поехала во французский летний лагерь для молодых христиан, организованный обществом «Мир единой веры». Вам это известно?
— Нет, — пробормотал Натан. — Бабушка всегда очень неодобрительно отзывалась о подобных лагерях. — Ему вдруг пришли на память слова соседки, которая пеняла бабке, что та не всегда была столь принципиальна, за что и пострадала. Уж не потому ли Матильда Форрест громила эти «гнезда разврата»? — Это, наверное, можно выяснить, — медленно произнес он. — Должны были остаться какие-то архивы.
Барон кивнул.
— В тот год вывезенным в лагерь подросткам не удалось вовремя вернуться на родину — немцы вторглись во Францию. И возвращение отложилось на несколько лет. Ваша мать приехала на родину смертельно больной, но с ребенком на руках.